Погода на авиабазе близ Мурманска 12 октября 1959 года стояла хорошая: ясное синее небо над головой и лёгкий освежающий морозец. Тем не менее лётчики и члены их семей были встревожены — из Москвы приехала специальная комиссия, чтобы провести серию собеседований с пилотами в условиях чрезвычайной секретности. Всё происходящее казалось необъяснимым и загадочным.

Командование базы отобрало 12 молодых лётчиков и пригласило в штаб-квартиру. После многочасовых интервью с двумя увенчанными сединами мужчинами, похожими на опытных докторов, в здании осталось только два старших лейтенанта: Георгий Шонин и Юрий Гагарин.

В конце концов у обоих спросили: «Как они относятся к перспективе полётов на совершенно новых, принципиально иных летательных аппаратах?». Шонин, заподозрив, что их пытаются завербовать в вертолётчики, резко ответил: «Я боевой пилот. Я специально выбрал лётное училище, потому что хотел научиться управлять реактивными самолётами, а не...». Пожилые мужчины тут же поняли к чему он клонит и дружно расхохотались: «Нет-нет, вы не поняли. Мы говорим о продолжительных полётах на огромные дистанции. Полётах на ракетах вокруг земного шара».

Сказанное потрясло лётчиков. Хотя к тому моменту в космос было запущено уже несколько спутников, пилотируемый полет за пределы линии Теодора фон Кармана казался абсолютной фантастикой. Естественно, оба тут же согласились поехать в Москву и продолжить участие в отборе в первый отряд космонавтов СССР.

В начале марта 1960 года 20 кандидатов в космонавты стали съезжаться в Москву. Условия проживания в первое время оставляли желать лучшего. Как позже вспоминал Алексей Леонов — первый космонавт, вышедший в открытый космос — ему с женой выделили две кровати в углу волейбольной площадки. Им пришлось задрапировать сетку газетами, так как в противоположном углу проживал ещё один будущий космонавт с супругой.

В 9 часов утра 14 марта всех членов отряда собрали на лекцию основоположника космической медицины, профессора Владимира Яздовского. Он объяснил пилотам, какой потенциальный стресс и нагрузки может испытать человеческий организм при полёте в космос, что такое перегрузки в несколько g и невесомость. Особенно Яздовский подчеркнул, что никто и никогда еще не летал с такой скоростью, которую разовьёт реактивная ракета. И как это скажется на здоровье лётчиков — неизвестно. Поэтому нужны тщательная подготовка, многочисленные эксперименты и жёсткий отбор.

Начались долгие рутинные процедуры. Помимо интенсивной физической подготовки, изучения устройства космического корабля «Восток-3А» и психолого-психиатрических обследований члены первого отряда проводили много специализированных тренировок. Здесь и пребывание в барокамере, имитирующей высоту от 3 до 8 км над уровнем моря. И работа на центрифуге, создающей перегрузки до 12g на более чем 10 минут. И изоляция на 15 дней в полной тишине. И нахождение при температуре в 70 градусов Цельсия от 30 минут до 2-х часов кряду. Наконец, традиционные параболические полёты для создания невесомости и регулярные прыжки с парашютом.

Уже к середине января 1961 года руководство в лице главного конструктора Сергея Королёва, врача Владимира Яздовского и генерала Николая Каманина отобрали шестёрку лучших. В неё вошли Павел Попович, Валерий Быковский, Григорий Нелюбов, Андриян Николаев, Герман Титов и Юрий Гагарин. По всем показателям лидировал Гагарин, вслед за ним шли Титов и Нелюбов. Поэтому состав тройки из пилота, дублирующего пилота и пилота поддержки был понятен. Однако кто именно из них удостоится чести стать первым советским космонавтом?

Полковник медицинской службы Евгений Карпов — один из тех двух пожилых мужчин в Мурманске — отдавал предпочтение Нелюбову. Ему нравились скорость мышления Григория, его темперамент и способность чётко выполнять распоряжения. В то же время, Нелюбов демонстрировал отсутствие самокритики, эгоцентризм, превалирование собственных интересов над общим делом.

Карпова подкупала честность Титова, в первую очередь перед самим собой. Тот никогда не пытался выкрутиться, придумать себе оправдания, но при этом был импульсивен. И если у Германа дела шли плохо, то он становился практически неуправляемым. Лётчик-испытатель Марк Галлай также выделял Титова и советовал Королёву выбрать именно его.

Сам же Королёв колебался между Титовым и Гагариным. Ему импонировала его заинтересованность в технической стороне космических полётов. Яздовский вспоминал, как Королёв однажды прямо сказал ему: «Мне нравится этот мальчишка!».

Неизвестно, что повлияло на окончательный выбор. Возможно искренность и честность Гагарина. Герман Титов вспоминал, как однажды врачи ради психологического эксперимента подмешали всему отряду препарат, вызывающий сильную головную боль. Признался в ней только Гагарин. Остальные испугались, что их снимут с программы подготовки и скрыли симптомы. Если бы подобное произошло в космосе, то могло поставить под угрозу всю миссию.

С другой стороны, Николай Каманин прямо писал, что в голове руководство сразу же держало второй, гораздо более сложный полет. И для него требовался более крутой профессионал, нежели Гагарин. Ещё 5 апреля — всего за неделю до старта — в дневнике Каманина можно прочитать:

8 апреля, за четыре дня до старта, на космодроме встретились Сергей Королёв, академик и идеолог советской космической программы Мстислав Келдыш и Николай Каманин. Приняв во внимание все факты, а также мнение генерального секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущёва — ему очень понравилась внешность Гагарина и его народная крестьянская биография (в пиаре правитель знал толк!) — триумвират принял решение назначить пилотом Юрия Гагарина, дублирующим пилотом Германа Титова и пилотом поддержки Григория Нелюбова.