Как я радовался, что после школы меня взяли в Архангельский техникум связи, отделение радиотехники — это же так здорово! Тогда быть радистом мечтал каждый второй. Когда началась война, я только закончил второй курс, мне было 17 лет. В начале войны ещё не брали несовершеннолетних, но многих из нас это не остановило: каждый был готов пойти добровольцем. Вот и мне пришлось уехать из Архангельска, чтобы меня не поймали на обмане.
Сначала меня определили в строительный батальон, укреплять Можайскую линию обороны. Все работали, и девчонки тоже — рыли окопы, противотанковые рвы, одних ДОТов понаставили 800 штук, но я этого уже не увидел. Очень хотелось мне попасть в ряды защитников Родины, так я и оказался в стрелковой дивизии, на учениях под Москвой. У меня было совсем мало времени, чтобы овладеть уже тогда известным миномётом 82 калибра: повезло, что к тому моменту его усовершенствовали! Позже я узнал, что наши метали немецкие 81-мм мины, ведь они подходили по калибру, только точность немного страдала. А вот они использовать наши не могли, не пролезало.
В конце сентября Смоленск пал, и немцы стали продвигаться к Москве. Столицу охватила паника — 16 октября даже закрыли метро, хотели его взрывать, чтобы фашистам ничего не досталось. Людей срочно эвакуировали, на улицах была полная неразбериха. Ну а нам, конечно, некогда было метаться, воевать надо. Правда, меня поначалу не пускали в гущу событий, говорили, ещё доучиться надо, рановато мне. Да может это и правильно, раз командир взвода так говорит, хоть и обидно.
Боевое крещение у меня было в конце ноября, когда немцы были уж совсем близко, километров 30-40 от Москвы. Нас на передовую не пускали: миномёт тяжёлый, особо не подвигаешь, поэтому мы за пехотой стояли. Во что стреляли — сами не знаем, нам только градусы говорили. С боеприпасами проблем не возникало, но вот только они смазаны были, надо было протирать.
Героев этих сражений было немало. Каждый день по радио получали сводки, делились рассказами о подвигах сослуживцев. Никогда не забуду истории Зои и Веры — девчонки, чуть старше меня, а уже такие дела совершили! Это помогало нам держаться, даже закалённые бойцы это отмечали.
Там, под Москвой, я впервые увидел легендарный Т-34, да ещё и 1941 года выпуска. Не ожидал, что такая махина будет неплохо маневрировать! Кто же знал, что с танками мне ещё придётся подружиться...
Сначала меня определили в строительный батальон, укреплять Можайскую линию обороны. Все работали, и девчонки тоже — рыли окопы, противотанковые рвы, одних ДОТов понаставили 800 штук, но я этого уже не увидел. Очень хотелось мне попасть в ряды защитников Родины, так я и оказался в стрелковой дивизии, на учениях под Москвой. У меня было совсем мало времени, чтобы овладеть уже тогда известным миномётом 82 калибра: повезло, что к тому моменту его усовершенствовали! Позже я узнал, что наши метали немецкие 81-мм мины, ведь они подходили по калибру, только точность немного страдала. А вот они использовать наши не могли, не пролезало.
В конце сентября Смоленск пал, и немцы стали продвигаться к Москве. Столицу охватила паника — 16 октября даже закрыли метро, хотели его взрывать, чтобы фашистам ничего не досталось. Людей срочно эвакуировали, на улицах была полная неразбериха. Ну а нам, конечно, некогда было метаться, воевать надо. Правда, меня поначалу не пускали в гущу событий, говорили, ещё доучиться надо, рановато мне. Да может это и правильно, раз командир взвода так говорит, хоть и обидно.
Боевое крещение у меня было в конце ноября, когда немцы были уж совсем близко, километров 30-40 от Москвы. Нас на передовую не пускали: миномёт тяжёлый, особо не подвигаешь, поэтому мы за пехотой стояли. Во что стреляли — сами не знаем, нам только градусы говорили. С боеприпасами проблем не возникало, но вот только они смазаны были, надо было протирать.
Героев этих сражений было немало. Каждый день по радио получали сводки, делились рассказами о подвигах сослуживцев. Никогда не забуду истории Зои и Веры — девчонки, чуть старше меня, а уже такие дела совершили! Это помогало нам держаться, даже закалённые бойцы это отмечали.
Там, под Москвой, я впервые увидел легендарный Т-34, да ещё и 1941 года выпуска. Не ожидал, что такая махина будет неплохо маневрировать! Кто же знал, что с танками мне ещё придётся подружиться...
Костя Зимин
Её начали строить 16 июля 1941 года, планировалось, что протяжённость будет 220 км, однако выполнить план не успели из-за быстрого наступления нацистов.
Долговременные огневые точки, большинство из них были без маскировки, вентиляции и электричества.
Также были ДЗОТы — деревоземлянные огневые точки.
Также были ДЗОТы — деревоземлянные огневые точки.
Миномёт образца 1937 года производили всего за 182 станко-часа, поэтому их могли выпускать массово. Для сравнения: 76,2 мм дивизионную пушку Ф-22 производили 1202 станко-часа.
Московская паника продолжалась всего три дня, с 15 по 17 октября, из-за приказа об эвакуации города.
По воспоминаниям миномётчика Кузнецова Петра Тихоновича.
Зоя Космодемьянская и Вера Волошина были разведчиками в одной группе, которая позже разделилась и отправилась в разные деревни. Обеих пленили и казнили при выполнении задания. Зоя погибла 21 ноября 1941 года в возрасте 18 лет в деревне Петрищево; Вера — 29 ноября 1941 года в возрасте 22 лет в деревне Головково.
Усовершенствованные гусеницы — с сокращёнными траками и оребрением — обеспечивали лучшее сцепление с грунтом, что и улучшило манёвренность.
Дорогая Катя!
Наконец-то выдалась минутка написать тебе письмо. Надеюсь, что у вас всё в порядке и бабушка хорошо себя чувствует. Обязательно ответь мне, чтобы я не волновалась. Хотя времена такие, что иначе не получается.
Как ты помнишь, в мае я только закончила фельдшерскую школу в родном городе, меня взяли работать в районную поликлинику. Всё шло хорошо, но вот грянула война. Я долго не могла поверить, что это правда, ведь мы продолжали работать как раньше, только вот после смен шли слушать радио, узнать, как там наши. Осенью дошли новости о том, что на Западном фронте в районе Вязьмы в окружении оказались почти все госпитали. Представляю, как тяжело было нашим медикам работать!
Помню, как Голачёв, наш главврач, сказал нам перед сменой, что будет нехватка лекарств и перевязочных материалов, что теперь мы можем использовать лишь треть из них. Уже тогда в военные госпитали поступало по 150–200 раненых в сутки, а в дни напряжённых сражений бывало и 400. Помнишь Петьку мелкого из деревни? В свои 16 он работал в Брянском госпитале, писал, что они спали только тогда, когда падали от усталости, очень уж большой был поток «тяжёлых» солдат. Так жаль мне его, самую юность у него отобрали.
А мы в тылу. Почему мы не можем быть рядом с этими отважными ребятами? Они же тоже чьи-то сыновья и братья, понимаешь? А некоторым из них просто не доставалось помощи. Когда я думала о том, как много раненых солдат оставались в строю, у меня всё сжималось внутри. Но надо было продолжать работать.
В декабре в городе не хватало топлива, нерегулярно работали бани. Вдобавок ко всему мыла почти не было, не было врача-эпидемиолога и других специалистов — ушли в армию. Тогда многие заболели дизентерией, корью и сыпным тифом. Мы старались как могли, но только когда отремонтировали бани и выдали гребешки от тифа, эпидемии закончились.
После этого во многих городах, в том числе и у нас, открыли два инфекционных изолятора и начали проводить санэпидем разведки, поэтому инфекционных заболеваний во всей стране стало меньше.
Так и прошёл мой первый год. Прости, что наспех и почерк неровный, не обижайся, пожалуйста, что от меня давно не было весточки.
Твоя Лиля.
Наконец-то выдалась минутка написать тебе письмо. Надеюсь, что у вас всё в порядке и бабушка хорошо себя чувствует. Обязательно ответь мне, чтобы я не волновалась. Хотя времена такие, что иначе не получается.
Как ты помнишь, в мае я только закончила фельдшерскую школу в родном городе, меня взяли работать в районную поликлинику. Всё шло хорошо, но вот грянула война. Я долго не могла поверить, что это правда, ведь мы продолжали работать как раньше, только вот после смен шли слушать радио, узнать, как там наши. Осенью дошли новости о том, что на Западном фронте в районе Вязьмы в окружении оказались почти все госпитали. Представляю, как тяжело было нашим медикам работать!
Помню, как Голачёв, наш главврач, сказал нам перед сменой, что будет нехватка лекарств и перевязочных материалов, что теперь мы можем использовать лишь треть из них. Уже тогда в военные госпитали поступало по 150–200 раненых в сутки, а в дни напряжённых сражений бывало и 400. Помнишь Петьку мелкого из деревни? В свои 16 он работал в Брянском госпитале, писал, что они спали только тогда, когда падали от усталости, очень уж большой был поток «тяжёлых» солдат. Так жаль мне его, самую юность у него отобрали.
А мы в тылу. Почему мы не можем быть рядом с этими отважными ребятами? Они же тоже чьи-то сыновья и братья, понимаешь? А некоторым из них просто не доставалось помощи. Когда я думала о том, как много раненых солдат оставались в строю, у меня всё сжималось внутри. Но надо было продолжать работать.
В декабре в городе не хватало топлива, нерегулярно работали бани. Вдобавок ко всему мыла почти не было, не было врача-эпидемиолога и других специалистов — ушли в армию. Тогда многие заболели дизентерией, корью и сыпным тифом. Мы старались как могли, но только когда отремонтировали бани и выдали гребешки от тифа, эпидемии закончились.
После этого во многих городах, в том числе и у нас, открыли два инфекционных изолятора и начали проводить санэпидем разведки, поэтому инфекционных заболеваний во всей стране стало меньше.
Так и прошёл мой первый год. Прости, что наспех и почерк неровный, не обижайся, пожалуйста, что от меня давно не было весточки.
Твоя Лиля.
Лиля Шараева
Окружили учреждения 16, 19 и 20-й армий, в таком же положении оказался на Брянском фронте ряд медицинских учреждений 3-й армии.
Такие разведки проводились регулярно для того, чтобы знать потенциальные источники заболеваний и своевременно проводить противоэпидемические мероприятия.
ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ
Харьков… Как там сейчас мои соседи в оккупации? Это наш НИИ в числе прочих институтов, а также части производств успели эвакуировать. Многие обычные граждане тоже спасены, но ведь не все… Слишком уж быстро шло наступление.
А ведь до войны, ещё в 32-м, в этом городе успели расщепить ядро лития, я принимал участие в создании первых советских радиолокационных станций, или, как их называют на западе, радаров. Теперь же восточнее Волги приходится собирать сохранившееся и перестраивать на нужды обороны.
Говорят, более 2000 советских учёных ушли на фронт добровольцами, в том числе пытались и мои ровесники, кому более 45 лет. Я тоже ещё способен держать в руках винтовку, и зоркость глаз меня не подведёт, но страна нашла таким как я иное применение.
Винтовку держать, конечно, хорошо, но из винтовки не уничтожишь танк. На фронте не хватает противотанковых средств. Решение подсмотрено у врага: магнитные пехотные ручные мины. Пехотинец сможет незаметно приблизиться к танку, просто приложить к плоской поверхности брони независимо от уклона, и через некоторое время такая же, как в обычной гранате, кумулятивная струя проплавит броню и убьёт захватчиков внутри машины.
Так что решением Комиссии по противотанковым средствам я назначен работать над этим проектом. В моей группе также есть люди, только что работавшие над размагничиванием кораблей, и конструкторы, доводившие до практического применения обычные магнитные мины.
Харьков… Как там сейчас мои соседи в оккупации? Это наш НИИ в числе прочих институтов, а также части производств успели эвакуировать. Многие обычные граждане тоже спасены, но ведь не все… Слишком уж быстро шло наступление.
А ведь до войны, ещё в 32-м, в этом городе успели расщепить ядро лития, я принимал участие в создании первых советских радиолокационных станций, или, как их называют на западе, радаров. Теперь же восточнее Волги приходится собирать сохранившееся и перестраивать на нужды обороны.
Говорят, более 2000 советских учёных ушли на фронт добровольцами, в том числе пытались и мои ровесники, кому более 45 лет. Я тоже ещё способен держать в руках винтовку, и зоркость глаз меня не подведёт, но страна нашла таким как я иное применение.
Винтовку держать, конечно, хорошо, но из винтовки не уничтожишь танк. На фронте не хватает противотанковых средств. Решение подсмотрено у врага: магнитные пехотные ручные мины. Пехотинец сможет незаметно приблизиться к танку, просто приложить к плоской поверхности брони независимо от уклона, и через некоторое время такая же, как в обычной гранате, кумулятивная струя проплавит броню и убьёт захватчиков внутри машины.
Так что решением Комиссии по противотанковым средствам я назначен работать над этим проектом. В моей группе также есть люди, только что работавшие над размагничиванием кораблей, и конструкторы, доводившие до практического применения обычные магнитные мины.
Михаил Михайлович Пацхверия
РУС-1 (радиоулавливатель самолётов) был принят на вооружение в 39-м году. Представлял из себя два грузовика с антеннами, один — приёмник, другой — передатчик, расположенными в 30-40 километрах друг от друга. Самолёт, пересекающий радиолуч, ними обнаруживался как по отражённым радиоволнам, так и по нарушению этого луча.
Большая часть разработки проходила не в Харькове, а в Ленинграде. Основную роль в ней играл ещё студент на тот момент Павел Кондратьевич Ощепков.
Большая часть разработки проходила не в Харькове, а в Ленинграде. Основную роль в ней играл ещё студент на тот момент Павел Кондратьевич Ощепков.
Работами по защите кораблей от магнитных мин руководили Анатолий Александров и сам Игорь Курчатов, её завершили уже в августе 41-го.
Суть «размагничивания» в том, чтобы установкой специального электромагнита на борту корабля, нивелировать искажение природного магнитного поля Земли огромным металлическим кораблём, по которому мина и «находит» цель
Суть «размагничивания» в том, чтобы установкой специального электромагнита на борту корабля, нивелировать искажение природного магнитного поля Земли огромным металлическим кораблём, по которому мина и «находит» цель
Но не совсем обычные, а усовершенствованные. Раз мы могли маскировать искажения магнитного поля, то и противник мог.
Поэтому конструктор Сотсков предложил мину, в которой был не только индикатор, реагирующий на силу поля, но и второй, реагирующий на производные от изменения магнитного поля во времени.
Поэтому конструктор Сотсков предложил мину, в которой был не только индикатор, реагирующий на силу поля, но и второй, реагирующий на производные от изменения магнитного поля во времени.
Ох, Лёва, говорил же я тебе, что рассказы о войне — дело невесёлое. Но раз ты так настойчиво просишь, так и быть, садись, расскажу, как помню.
В начале 1941 года я работал учителем математики в средней школе в Подлипках. 22 июня, утром, во время передачи последних известий, сказали, что в 12 будут работать все станции Союза и передадут выступление В. М. Молотова. В 12.15 Молотов сказал, что началась война.
Я сразу пошёл в районный военкомат. Там уже было много людей. Передо мной стояли те же мальчишки, у которых я совсем недавно принимал экзамены. Месяц назад они учили билеты, а сейчас стоят в очереди за своим — военным.
Я ждал до самого вечера, но получил жёсткий отказ. На фронт брали только тех, кто родился после 1905 года. Да и ранение моё с Первой мировой не способствовало — я всё так же не видел на один глаз. Учителем работать можно, а вот воевать уже нет.
Обидно было, что не могу сражаться с бойцами плечом к плечу на передовых. Сколько энергии во мне пропадает совершенно зря.
Не хотел я, чтобы гибли совсем молодые парни. Я своё уже пожил, а у них вся жизнь впереди. Но раз не берут, надо найти способ приносить пользу. Я знал, что с моим именем в этой войне не выжить, но сидеть сложа руки я не мог — так я и подался на завод № 8 имени М.И. Калинина, решил, хотя бы своим трудом помогу.
Работа была тяжёлой, непривычной для меня да и для многих «новобранцев», но никто не жаловался. В октябре 1941 года нас начали эвакуировать в Свердловск. Я уехал на последнем эшелоне с оборудованием со станции Подлипки 1 ноября.
Мы были не одни — с нами в Свердловскую и Челябинскую область эвакуировали порядка 700 крупных заводов. В поезде говорили, что поднимем промышленное производство Урала раз в семь точно.
Работали мы в голод и холод — цехи отапливали, но не помогало — температура не поднималась выше –5°С. Уже через месяц, в начале декабря, мы собрали и отправили на фронт первые 85-мм полуавтоматические зенитные пушки 52-К — одно из самых массовых противовоздушных орудий уровня стрелкового полка.
Жили тогда по 20 человек в квартире одного из инженеров. Приехали мы, когда многие уже расселились, так что подселяли нас даже туда, куда яблоку негде было упасть. Бывало такое, что на человека едва приходилось два квадратных метра пространства. Но, хочешь верь, хочешь нет — жили дружно.
На все продукты появились карточки. Капуста, свёкла, вода, соль, немного растительного масла плюс 800 граммов сырого хлеба на гороховой муке — весь рацион заводского рабочего. За перевыполнение плана поощряли дополнительными карточками, но мы и без того работали бы в несколько смен.
Думаю, на сегодня хватит, дай передохнуть, да и тебе ещё домашнее задание делать, так что марш за учебники!
В начале 1941 года я работал учителем математики в средней школе в Подлипках. 22 июня, утром, во время передачи последних известий, сказали, что в 12 будут работать все станции Союза и передадут выступление В. М. Молотова. В 12.15 Молотов сказал, что началась война.
Я сразу пошёл в районный военкомат. Там уже было много людей. Передо мной стояли те же мальчишки, у которых я совсем недавно принимал экзамены. Месяц назад они учили билеты, а сейчас стоят в очереди за своим — военным.
Я ждал до самого вечера, но получил жёсткий отказ. На фронт брали только тех, кто родился после 1905 года. Да и ранение моё с Первой мировой не способствовало — я всё так же не видел на один глаз. Учителем работать можно, а вот воевать уже нет.
Обидно было, что не могу сражаться с бойцами плечом к плечу на передовых. Сколько энергии во мне пропадает совершенно зря.
Не хотел я, чтобы гибли совсем молодые парни. Я своё уже пожил, а у них вся жизнь впереди. Но раз не берут, надо найти способ приносить пользу. Я знал, что с моим именем в этой войне не выжить, но сидеть сложа руки я не мог — так я и подался на завод № 8 имени М.И. Калинина, решил, хотя бы своим трудом помогу.
Работа была тяжёлой, непривычной для меня да и для многих «новобранцев», но никто не жаловался. В октябре 1941 года нас начали эвакуировать в Свердловск. Я уехал на последнем эшелоне с оборудованием со станции Подлипки 1 ноября.
Мы были не одни — с нами в Свердловскую и Челябинскую область эвакуировали порядка 700 крупных заводов. В поезде говорили, что поднимем промышленное производство Урала раз в семь точно.
Работали мы в голод и холод — цехи отапливали, но не помогало — температура не поднималась выше –5°С. Уже через месяц, в начале декабря, мы собрали и отправили на фронт первые 85-мм полуавтоматические зенитные пушки 52-К — одно из самых массовых противовоздушных орудий уровня стрелкового полка.
Жили тогда по 20 человек в квартире одного из инженеров. Приехали мы, когда многие уже расселились, так что подселяли нас даже туда, куда яблоку негде было упасть. Бывало такое, что на человека едва приходилось два квадратных метра пространства. Но, хочешь верь, хочешь нет — жили дружно.
На все продукты появились карточки. Капуста, свёкла, вода, соль, немного растительного масла плюс 800 граммов сырого хлеба на гороховой муке — весь рацион заводского рабочего. За перевыполнение плана поощряли дополнительными карточками, но мы и без того работали бы в несколько смен.
Думаю, на сегодня хватит, дай передохнуть, да и тебе ещё домашнее задание делать, так что марш за учебники!
Марк Вениаминович Бейленсон
85-мм зенитная пушка образца 1939 года («52-К») была разработана в конструкторском бюро завода имени М.И. Калинина под руководством Михаила Николаевича Логинова.
52-К годилась не только для огня по вражеским самолётам, но и с успехом применялась против танков. Всего за период с 1939 по 1945 гг. выпустили 14 422 таких пушек.
Любопытный факт: по снятию с вооружения, прекратилась только «боевая карьера» 85-мм зенитной пушки (1939), а вот «мирная карьера» этого орудия продолжается и в наше время. Их применяют в горной местности в качестве противолавинных орудий.
52-К годилась не только для огня по вражеским самолётам, но и с успехом применялась против танков. Всего за период с 1939 по 1945 гг. выпустили 14 422 таких пушек.
Любопытный факт: по снятию с вооружения, прекратилась только «боевая карьера» 85-мм зенитной пушки (1939), а вот «мирная карьера» этого орудия продолжается и в наше время. Их применяют в горной местности в качестве противолавинных орудий.